Но началось всё на удивление спокойно. Публику разогревал тамада–гармонист, музыкантам накрыли отдельный стол, один за другим следовали вменяемые тосты, и крики «горько!»
Ближе к вечеру стартовали танцы. Музыканты были опытные, репертуар соответствовал.
Человек сто было одних подруг невесты. В очень мини–юбках. И все они, через некоторое время, оказались в непосредственной близости от «музыкального» стола. Я помнил заветы Петровича, и смотрел куда угодно, только не на них. Кажется, один раз я даже выходил в туалет, сильно хромая – какой спрос с инвалида?
Но тут случилось страшное.
— Белый танец! – объявил Петрович.
Насколько я помню, для меня этот белый танец в тот день уже не заканчивался. Я ощущал себя осуждённым на смерть с отсрочкой приговора. Это притом, что танцевать я вообще не люблю. «Как глупо», — думал я, «Как глупо…»
Странно, но бить меня не стали. Публика вообще оказалась на удивление мирной. В бубен, конечно, кому–то дали, но пристойно, без фанатизма – чисто дань традициям.
Тут в повествовании возникает маленький прочерк, потому что следующие воспоминания, почему–то, относятся к следующему дню.
На второй день галстуков было меньше. Пожилые краснолицые дядьки плясали уже под «Дым над водой». Хасбулата никто даже не вспоминал. Музыканты периодически отлучались к столу, где освежались напитком «Водочный». Петрович страдал – за барабанами его некем было заменить. Откуда–то притащили упаковку соломинок для коктейлей, собрали из них длинную трубочку, и провели её изо рта Петровича в стакан на полу. Ритм немедленно стал чётче. Появились даже какие–то цитаты из Бонэма.
И вдруг наступила тишина. Басист с гитаристом одновременно исчезли в неизвестном направлении. Вместе с ними пропали пара–тройка подруг невесты. Петрович делал вид, что настраивает барабаны.
— Иди сюда, иди, — страшно вращая глазами шептал он мне. – Гитару бери, и вперёд…
Следующие сорок минут народ плясал под матерные частушки в моём исполнении. «Пардон, гранд мерси, здрасьте, спаси–и–ба…» О, как стучал Петрович…
Ни до, ни после, чем бы я ни занимался, у меня не было такого оглушительного успеха. Теперь, наверно, и не будет…
Третий день мы провели на какой–то квартире с женихом, невестой, и особо приближёнными. Невеста в джинсах вяло курила, и томно приговаривала:
— Славик, как они меня задолбали, как задолбали… Жить с тобой будем до гроба, понял? Ещё одной свадьбы я не преживу.
Славик не возражал.
За окнами шёл дождь.
В Москву я приехал уставший, но отдохнувший. Правда, я немедленно получил по мозгам сначала от матушки, а потом от девушки – из–за дождя все вернулись с дач раньше, чем рассчитывали, и тут же принялись искать меня. Но нашли только друг друга.
Пардон, гранд мерси…
Ближе к вечеру стартовали танцы. Музыканты были опытные, репертуар соответствовал.
Человек сто было одних подруг невесты. В очень мини–юбках. И все они, через некоторое время, оказались в непосредственной близости от «музыкального» стола. Я помнил заветы Петровича, и смотрел куда угодно, только не на них. Кажется, один раз я даже выходил в туалет, сильно хромая – какой спрос с инвалида?
Но тут случилось страшное.
— Белый танец! – объявил Петрович.
Насколько я помню, для меня этот белый танец в тот день уже не заканчивался. Я ощущал себя осуждённым на смерть с отсрочкой приговора. Это притом, что танцевать я вообще не люблю. «Как глупо», — думал я, «Как глупо…»
Странно, но бить меня не стали. Публика вообще оказалась на удивление мирной. В бубен, конечно, кому–то дали, но пристойно, без фанатизма – чисто дань традициям.
Тут в повествовании возникает маленький прочерк, потому что следующие воспоминания, почему–то, относятся к следующему дню.
На второй день галстуков было меньше. Пожилые краснолицые дядьки плясали уже под «Дым над водой». Хасбулата никто даже не вспоминал. Музыканты периодически отлучались к столу, где освежались напитком «Водочный». Петрович страдал – за барабанами его некем было заменить. Откуда–то притащили упаковку соломинок для коктейлей, собрали из них длинную трубочку, и провели её изо рта Петровича в стакан на полу. Ритм немедленно стал чётче. Появились даже какие–то цитаты из Бонэма.
И вдруг наступила тишина. Басист с гитаристом одновременно исчезли в неизвестном направлении. Вместе с ними пропали пара–тройка подруг невесты. Петрович делал вид, что настраивает барабаны.
— Иди сюда, иди, — страшно вращая глазами шептал он мне. – Гитару бери, и вперёд…
Следующие сорок минут народ плясал под матерные частушки в моём исполнении. «Пардон, гранд мерси, здрасьте, спаси–и–ба…» О, как стучал Петрович…
Ни до, ни после, чем бы я ни занимался, у меня не было такого оглушительного успеха. Теперь, наверно, и не будет…
Третий день мы провели на какой–то квартире с женихом, невестой, и особо приближёнными. Невеста в джинсах вяло курила, и томно приговаривала:
— Славик, как они меня задолбали, как задолбали… Жить с тобой будем до гроба, понял? Ещё одной свадьбы я не преживу.
Славик не возражал.
За окнами шёл дождь.
В Москву я приехал уставший, но отдохнувший. Правда, я немедленно получил по мозгам сначала от матушки, а потом от девушки – из–за дождя все вернулись с дач раньше, чем рассчитывали, и тут же принялись искать меня. Но нашли только друг друга.
Пардон, гранд мерси…
Комментариев нет:
Отправить комментарий